Та тётка
Рубрика «Год российского кино»
Ирина Павлова, киновед
Валентина Петровна Телегина умерла по нынешним меркам совсем не старой женщиной: в 64 года. В этом возрасте сегодня актрисы вполне еще играют про любовь. И по имени ее сегодня помнят далеко не все, только те, кому «за 40». Но если показать любому зрителю ее фото – все вспомнят ее мгновенно: как пожилую тетку, как бабку. Молодой ее не помнит почти никто, ну разве что те, кто видел фильмы Сергея Герасимова «Комсомольск» или «читель». Невозможно было в них не запомнить эту обаятельную толстенькую хохотушку, совсем не похожую на актрису. А потом – «тетки и бабки». Но прежде всего – матери.
Но сколько бы раз я ни смотрела картину «Дом, в котором я живу», я всегда твердо и заранее знала: вот сейчас героине Валентины Телегиной принесут похоронку на мужа, и у меня брызнут слезы. И это повторяется снова и снова, и я против этого бессильна, хотя видела картину раз сто, если не больше. И невозможно понять – как она это делает. Как заставляет любить себя, как заставляла людей плакать.
Сегодня и не припомнишь десятки актеров, снимавшихся в главных ролях одновременно с нею, а ее роли – практически все – помню до мельчайших деталей. Достаточно произнести название фильма, где она появилась хоть на пару минут, – и ее лицо мгновенно возникает в памяти. Я вижу ее тетку-шофера из «Баллады о солдате» как живую, я слышу ее голос, и мне для этого не надо пересматривать фильм. Телегина всплывает в памяти моментально.
Точно так же, как помню мать юного Генки Сахненко (актер Алексей Локтев) в фильме «Прощайте, голуби».
Мне скажут: «Ну еще бы! Она же играла Мать, как никто!»
Мать. Понятно. Святой образ.
Но вспомним фильм «Дело было в Пенькове». Вячеслав Тихонов, Майя Менглет, Светлана Дружинина. Но чуть ли не первым делом вспоминается злобная бабка Алевтина с ее «клубом по интересам», с ее подполом, с ее отравой… Вот уж, казалось бы, злодейка-презлодейка, а никакая не Мать. Но и облик ее, и голос, и едва ли не каждая реплика вспоминаются мгновенно. Даже ее бесчисленные уборщицы и сторожихи в разных фильмах подчас вспоминаются куда живее, чем главные герои тех же картин.
Это был какой-то фантастический актерский дар абсолютной, чистейшей органики, стопроцентной убедительности. Талант правды.
Она мгновенно вызывала к себе невероятное доверие не только у самого простодушного зрителя, но и у самого ехидного и скептически настроенного. Я вообще не помню, чтобы кто-то когда-то сказал о ней как об актрисе хоть одно дурное слово. Вот просто никогда, даже в кулуарах, где особо не стесняются в выражениях.
Ее любили все – от мала до велика. И в лицо ее знали все. И не беда, что кто-то не мог вспомнить ее по имени – достаточно было сказать «ну, помнишь, та тетка из фильма». И все мгновенно вспоминали «ту тетку».
Их, таких, было трое. Телегина, Валентина Владимирова и Любовь Соколова. Трое, про которых мгновенно вспоминали без имен…
В ту, «доинтернетовскую», эпоху поклонники досконально следили за своими кумирами, знали всю биографию. Кто на ком женился, кто с кем развелся, откуда родом и т.д.
Вряд ли кто-то из тех, кто любил Телегину (которую, повторяю, любили все), изучал ее биографию.
А напрасно. Она героическая.
Телегиной было 24, когда она, актриса Театра Балтфлота, оказалась во время финской войны на Карельском перешейке в составе концертной группы, выступавшей чуть ли не на передовой, перед десантниками, отправлявшимися в бой – прямо сейчас.
Ей было 26, когда в первые же дни Великой Отечественной она с бригадой актеров отправилась на остров Сааремаа, полностью отрезанный от своих. Где актеры не только выступали перед бойцами, но после выступлений брали в руки оружие и шли в бой или работали медсестрами. Ей тогда раненый майор сказал: «Как объяснить вам, не знаю, но все равно мы все уверены: пока актеры близко – смерть далеко…»
А потом, когда актеров все же эвакуировали, Телегина уступила свое место в самолете раненому офицеру и осталась единственной женщиной на осажденном острове. Санитаркой, медсестрой, мамкой и нянькой тяжелораненым мальчишкам. В 26 лет, напоминаю. На Большую землю она вернулась в числе последней группы оставшихся в живых, вместе с бойцами, на подбитом торпедном катере, который едва дотянул до своих.
Ее отправили в Тихвин, который тогда считался тылом…. Но и в Тихвине, куда она попала чудом, на военном самолете, сквозь огонь зениток, она не осталась. На грузовике прорвалась… нет, не в глубокий тыл, а в блокадный Ленинград, где находился ее театр… Не многие так поступали…
Она была удивительно прямым, даже резким человеком, не любила говорить экивоками. Когда Григорий Чухрай утвердил ее в «Балладе о солдате» на роль той самой «тетки-шоферки», у нее по тексту сценария был большой монолог. Я не могу себе представить другую актрису, которая откажется от «бенефисного» эпизода с монологом в пользу экранной правды. Никого – кроме Телегиной.
– Чепуха все это, – сказала Валентина Петровна. – Спать она хочет, боится за рулем заснуть. Не до речей. Вычеркивай это все!
И сыграла эту потрясающую роль – всего с одной репликой. Знала про себя, что ее молчание, ее лицо, ее понимание потаенных смыслов сильнее всяких слов.
С ней хотели работать лучшие режиссеры страны. Специально для нее сочиняли эпизоды, иногда вообще бессловесные. Просто чтобы она появилась у них в картине. Как талисман. Как камертон правды.
А ведь сегодня мало кто помнит и про то, что, когда она девчонкой приехала в Ленинград из Новочеркасска «поступать на артистку», коренастая, резкая на язык, бойкая, она произвела впечатление и была принята сразу на второй курс Ленинградского института сценических искусств, к мастеру классической Александринской школы Леониду Вивьену, который говорил, что «с виду-то она проста, но только с виду!». И что молодой и страшно популярный режиссер и профессор ВГИКа Сергей Герасимов сразу ее приметил, а позже снял ее в своих картинах «Комсомольск» и «Учитель».
И мало кто знает, что упрямый, замкнутый и диковатый начинающий актер Алексей Локтев именно ей был обязан своей первой главной ролью в картине «Прощайте, голуби» (а быть может, и всей дальнейшей карьерой). Тогда режиссер Яков Сегель сомневался в своем выборе, смотрел других кандидатов, а потом взял да и показал их всех Телегиной: «Валя, кого выберешь себе в сыновья – тот и будет сниматься!»
Я смотрю на ее фотографии… Совсем не простая женщина глядит с этих снимков на меня. Умная, сильная, волевая. В общем, красивая. Могла бы, кажется, играть и другие роли, а не только сторожих и уборщиц. Не только теток в платках и ушанках.
И ведь предлагали. Сама не хотела. Говорила, что «начальством отродясь не бывала, и поздно начинать».
Ей не так давно исполнилось 100 лет. Если честно, я понимаю, что, возможно, уже выросло целое поколение, даже не слышавшее ее имени…
Но и представить себе время, когда ее перестанут помнить в лицо, тоже не могу.
Да и не хочу.
Кадр из фильма «Стучись в любую дверь» (1958)
Опубликовано: журнал "Живая история", № 1 (8) 2016